И. Фельд. Куда подевался Худзик?

     В этих записках у нас потерялся Влад Худзик. А ведь Влад достоин носить имя коммунара куда более, чем автор этих записок. Надо же помнить, что Владислав является одним из основоположников Коммуны, а Фельд стал коммунаром исключительно и именно потому, что Худзик внезапно ичез. Вот был утром Худзик, умылся, что-то засунул в рот (а, может быть, и не засунул), пошагал по Головановке и – с концами. Больше никто его не видел. Он исчез на долгих 25 лет. Куда же подевался Худзик?
  Владислав Брониславович Худзик был сыном польского коммуниста. Поляки и евреи всегда вызывали недоверие и неприязнь Сталина. В годы Большого террора этим нациям досталось с избытком. Загудел в тартарары и отец Худзика. Влада приютили какие-то родственники. Но общая политика кремлевского паука в отношении репрессированных заключалась в том, что всех близких родичей репрессированного (детей, жен, родителей) следовало также изолировать. Был даже пункт в 58-й статье уголовного кодекса, где предусматривалось преступление под названием ЧСИР (член семьи изменника родины), и полагалось за это «преступление» 10 лет лагерей строгого режима. Малолетних «преступников», проходящих по этой статье, надлежало помещать в специальные детские дома НКВД, а по достижении 18 лет их отправляли по лагерной дорожке. Сталин был горцем, в его краях обид не забывают и, как правило, смывают кровью. Вот он, опасаясь за свою шкуру, и создал «юриспруденцию», которая исключала оставление обиженных на воле.
  Но в этой «юриспруденции» допускались некоторые исключения. Например, если родственники репрессированных (дяди, тетки, бабушки) забирали к себе ребенка арестованных родителей, то на это смотрели снисходительно: мол, куда же он денется. Глаз за ним есть, кормить его за счет казны не надо. Подрастет – мы о нем не забудем. Более того, «либерализм» этой системы распространился до того, что таким детям даже разрешали поступать в вузы и получать высшее образование. В лагерях ведь очень нуждались в специалистах: врачах, инженерах, геологах, горняках, даже – актерах.
  Вот теперь можно вернуться к исчезновению Худзика. В то весеннее утро 1950 года он, как всегда, отправился в Менделеевку. Где-то после первой пары его неожиданно вызвал сам ректор института Николай Михайлович Жаворонков. Ректор был немногословен:
  - Вот что, парень. Вот тебе билет до Саратова. Поезд через два часа. Уходи из института немедленно. На Головановке не появляйся. На вокзал приходи за 5 минут до отхода поезда. Все! Желаю удачи! Торопись…
  Много лет спустя Влад узнал, что накануне в отдел кадров явились двое и интересовались Худзиком – в какой комнате общежития живет, когда идет на учебу и когда с нее возвращается, в какой группе учится, в какой аудитории и т. д. Кадровик доложил об этом визите Жаворонкову, а Николай Михайлович, изрядно рискуя, прореагировал, на эту информацию как порядочный человек.
  Коммунары же, не обнаружив вечером Худзика на месте, не больно взволновались: дело молодое, всяко бывает. Но когда Владик не появился на другой, третий, четвертый день, тут уж, конечно, забили тревогу и большинство решило, что надо идти в милицию. Умней всех, как всегда, оказался Президент.
  - Погодите, ребята. Я завтра поговорю с Игорем Тужилкиным (тогдашним очень авторитетным секретарем парторганизации Менделеевки), и там решим, что делать.
  Тужилкин, видимо, был в курсе, или же догадывался о причине исчезновения Худзика. Поэтому он сразу же оборвал Строганова:
  - Не надо шума. Исчез Худзик – значит исчез. И – все. И – точка.
  Времена на дворе стояли такие, что исчезновение людей не воспринималось чем-то очень уж вне нормы. И вообще о таких случаях было лучше помалкивать…
  Пришла осень 1950 года, и в коммунары на освободившуюся вакансию выбрали меня, за что я до конца дней моих буду благодарен коммунарам, моей судьбе и, всего более, Владику Худзику.
  Но куда же, на самом-то деле, подевался Худзик? Влад спокойно доехал до Саратова, кое-как перекантовался до лета, подготовился и сдал экзамены в Саратовский медицинский институт. А пока его разыскивали в необъятном Советском Союзе, помер кремлевский паук, и наступили другие времена. Владик окончил мединститут, стал врачом-паталогоанатомом, и к 70-м годам перебрался в Москву. Обнаружился он на 23 или 24 Дне Коммуны. Его исчезновение длилось около четверти века. И, начиная с этого 23 (или 24 Дня Коммуны) он уже не пропустил, пока был здоров, ни одного нашего праздника. Владик вернулся в Коммуну как полноправный коммунар. Он ушел из жизни где-то после 2005 года – точной даты я не помню. Надо спросить у Спектора – он помнит ВСЕ.