Коммуна и Среда, продолжение

Трудно точно сказать когда дети начинают давать оценки происходящему вокруг них. Это я к тому, что хотя слово Коммуна я помню незнамо с какого момента, да и Среда наверное застряла в сознании примерно тогда же, но в гораздо большей степени рядом в те годы совсем другие люди. Я не имею в виду родственников - странно было бы, если бы семью дяди Вади я помнила хуже, чем коммунаров - все-таки мы жили бок о бок и достаточно дружно, несмотря на тесноту и полное отсутствие бытовых удобств. Но больше всего на детских фотографиях Ухтомского периода и раннего московского, как раз до 10 дня Коммуны друзей из ГЕОХИ. Я уже писала, что мама распределилась в этот институт и что московская квартира на Ферсмана - академический самострой. И в этой самой квартире на дни рождения отца и мамы, на Среды,Коммуны и просто праздники народу набивалось незнамо сколько. Причем состав был такой - из ГЕОХИ - братья Барсуковы, Дмитриевы, Наумовы, тетя Вера Беляева, из Среды - все вышеперечисленные (очень хорошо помню немыслимо красивую тетю Наташу Горячих - фигура у нее была замечательная и платья какие-то необыкновенные), менделеевцы - Гончарова, Голубова, Войтеховы, мамин камчатский друг дядя Слава Богоявленский (красавец-мужчина, певун и плясун, много лет проработал в московской милиции, очень помог с пропиской в Москве бабы Мани - она ведь из деревни к нам приехала без документов), из Среды - дядя Изя Спектор и тетя Майя - как постоянные московские жители...
Честно скажу, что в детстве меня эти многолюдные сборища не радовали - орут, хохочут, полночи песни поют и пляшут - не уснуть! Став постарше я оттуда много чего вынесла. Ну в первую очередь, конечно, анекдоты. При детях никто ничего неприличного не рассказывал, но детей отправляли спать и тогда вроде уже все можно. Только я была противным ребенком, засыпала плохо и слушала все подряд - а что делать?
Ну, правда, то, что тогда считалось неприличным сегодня свободно льется с экранов телевизоров и тем, кто всякие пошлости рассказывает ничуть не стыдно! Тем более, что зрительский смех так легко подмонтировать под любую гадость!
Наверное именно тогда я начала собирать анекдоты на все случаи жизни. Во всяком случае тост: "Так выпьем за правильное научное руководство!" для меня пришел оттуда. Ну и конечно большинство песен я выучивала лежа за стенкой и слушая как они поют. Политических споров не помню. Может быть я тогда не очень понимала о чем говорят и не зафиксировала. Но один случай из середины шестидесятых врезался в память навсегда. Среди альпинистов был такой Анатолий Дмитриевич Беляев, не помню где работал, помню, что он был старше отца, скупал и приторговывал книгами и был одинок - семьи у него не было и периодически Беляева "женили" на очередной одинокой женщине. О том что произошло мне рассказывала мама - я этот случай то ли проспала, то ли собирались в наше с Иркой отсутствие. На очередном сборище (сейчас бы сказали тусовке) зашел разговор о верности своим и предательстве. Я уже не раз говорила, что отношения в Коммуне и Среде были семейными и каждый готов был очень на многое для своих друзей. И вдруг дядя Толя говорит какой-то такой текст:"Да мы в войну всяких предателей насмотрелись и сейчас, если кого предателем объявят - рука не дрогнет!" Народ опешил и сначала решили, что он просто перепил и что-то такое странное спьяну несет. Его пытались урезонить:"Как же может на своих, которых ты хорошо знаешь рука подняться? Кто ж ты после этого?" На что последовал прямой ответ:"Прикажут - отца родного не пожалею!" Сказать, что все были в шоке - ничего не сказать. Драки отец не допустил, хотя дядя Боря Горячих, отца которого расстреляли еще до войны, рвался и морду бы набил. Но отец был в бешенстве и сказал очень простые слова:"Раз так - ноги твоей больше в этом доме не будет!"- и выгнал. Потом страдал и мучился - ему все казалось, что не может же Толька Беляев быть такой сволочью! В голове у отца не укладывалось, как человек, который столько хлеба-соли с друзьями (а они считались друзьями) съел и может такое говорить? Потом я помню, что к нам он еще заходил, но на праздниках никогда с тех пор не появлялся.
Ну и разговоры обо всем, что в мире происходит. Да, страна жила за железным занавесом, но этот научно-производственно-вузовский круг все-таки получал разную информацию и разговоры за жизнь и справедливость были. Правда у отца, свято верившего в коммунистические идеалы и жившего в соответствии с ними, уверенность в том, что все идет по плану была непоколебимой. Он считал, что только общество, построенное на равноправии имеет право на существование. С ним спорили, но он упрямо стоял на своем. Собственно заблуждался по причине своей высокой порядочности и говорил, что без ошибок и перегибов ничего не бывает, а путь выбран верный. Не верю, что он не сомневался - папа никогда не стоял в стороне и событий всяких был свидетелем. Но он упорно считал людей хорошими и способными не только на гадости, но и на подвиг. Я очень любила с отцом разговаривать, особенно в средней школе. И был вопрос, на который он так и не смог мне ответить:"Как большевикам удалось в такие короткие сроки перевернуть, перелопатить и подчинить такую огромную страну"? Нет он не молчал, но я не помню, чтобы сказанное им успокоило мою мятущуюся душу. Я ведь тоже как и отец была уверена, что мы живем в самой лучшей и счастливой советской стране и не могу похвастаться ранним прозрением. И не скажу, что оно далось легко.
Я все подбираюсь и никак не могу начать писать более подробно о людях, с которыми были тесно связаны самые детские годы моей жизни, хотя они и не были коммунарами, но были просто менделеевцами. И начну, надеюсь, что никому не в обиду с тети Наташи и дяди Леши Смирновых, дай им Бог здоровья!