Вчера было совсем недавно

Мы окунаемся в любовь когда рядом близкие люди и не думаем как это дорого и ценно. Ну что в самом деле такого особенного в повседневной семейной жизни? Встали, позавтракали, оделись, разбежались по работам, школам, садам, институтам. Пришли домой, разделись, поужинали, убедились, что все живы-здоровы, поругались-порадовались, пошли спать.
И где тут любовь?
Вчера я ходила к моим любимым Никашиным на день рождения дяди Славы. Я там не как дома, а дома, и это самое окунание в любовь происходит сразу, как только переступаю порог. Все было как всегда - суета по поводу накрытия стола, опаздывания Лешки с Женей, собаки, которую Наташка так трогательно воспитывает, вечное стремление переговорить, поправить, уточнить друг друга. Слово в простоте не скажешь - тут же тебе тебя самого объяснят, поправят, донесут твою же собственную мысль. Даже песни вчера пели споря по поводу текстов,поскольку Лешку потянуло вспомнить то, что пели когда-то мои родители и версии слов у всех в памяти оказались разные. Красота!
А в конце,перед уходом он вдруг вспомнил о слайдах, которые я когда-то дала ему отсканировать. Их делал может быть папа, но скорее всего дядя Леша Смирнов. Они были с нами на Селигере всего два раза в 1965 и в 1974 году и вот два привета из тех времен

На верхней наша семья на верном "Салюте". Мы с Иркой сидели вдвоем в среднем отсеке и здесь либо она за мной спряталась, либо ее кто-то забрал к себе в байдарку. Ее любили разбирать "по рукам" добрую, забавную, очень искреннюю. Это очередной поход вокруг Хачина, то ли на ближнее Белое озеро по каналам. вырытым монахами с Ниловой пустыни, то ли на песчаные косы, где было удобно купаться нам и ловить рыбу мужчинам. И Гоба выкупан и на маминой шее бусы из лилии и явно всем хорошо!
А вторая фотография уже в Картунском бору, поскольку там семейство Веры Беляевой, Лешка и Наташа Никашины (она прижалась к моей спине) родители, тетя Наташа Смирнова и я вся такая томная.
И там и там, та самая любовь о которой совсем не думаешь пока она у тебя есть...

Чайный сервиз

Кукольный чайный сервиз появился у нас с Иркой, когда мы жили уже в Москве. Белый фарфоровый с розочками, маленьким чайником и сахарницей. Мне кажется, что подарила его Лида, наша любимая ухтомская двоюродная сестра. Она привезла его в картонной коробочке и мы, раскрывая страшную оберточную бумагу, вдруг увидели вдруг это чудо! Игрушек у нас не было особенно много, но был зеленый деревянный детский столик со стульчиками для нас, несколько кукол - одна из них в вельветовом платье с шоколадными кудряшками и закрывающимися глазами, мой обожаемый деревянный кукольный домик с балкончиком, мишки разных размеров и кто-нибудь еще, но сейчас уже увы не помню. Но сервиз завораживал тем, что был настоящим! И когда бывали детские праздники или взрослые, но с отдельным детским столом, мы требовали, чтобы нам наливали чай в эти самые чашки. Они несли радость своими розочками, простой и настоящей формой блюдечек и чашек и, ей-богу, чай из них становился намного вкуснее! И мы чувствовали себя от этого особенными - свой стол, свой специальный сервиз!
Наше детское пространство, при всей общей скудности тогдашнего бытия, было веселым! С книжками, диафильмами, рисованными абажурами и отдельной комнатой и чуланом. Дверь этого чулана волшебным образом преображалась в экран, на котором оживали сказки из диафильмов или папин театр теней, потому, что он умел руками складывать разных животных и птиц и показывать нам про них истории. И мама с папой, которые читали на ночь и лежали при этом по-очереди на краешке моей или Иришкиной кровати.
На праздники с детьми для нас накрывали отдельный стол и усаживали на маленькие стульчики, табуреточки и скамеечки. Отец был большим мастером сочинять сиденья из подручных материалов, так чтобы всем было удобно. Не скажу, чтобы нас всегда заставляли выступать перед гостями. По-моему в нашей семье этого не было. Но никогда не гнали прочь из общего застолья, пока не наступала пора ложиться спать. И маленькая, примерно восьмилетняя (а может и раньше, не знаю) Ириша, поющая "Принцессу Беренику" Городницкого не была специальным номером. Просто она пела вместе со всеми, ее услышали и в какой-то момент взрослые притихли и получилось ненарочное соло.
Этот столик со стульчиками потом куда-то делся - то ли доломали мы, то ли передали кому-то из младшего поколения, да и сервизик переколотили. даже крышечки на память не осталось!
А вспомнила я его неспроста.
У моей внучки Сашки наступили первые в жизни каникулы, которые сразу же подвергли ее серьезному испытанию. Куда девать школьника в каникулярное время? Оптимально - всей семьей сняться на несколько дней на отдых и провести это короткое время в радостном семейном общении. Но реально так получается далеко не у всех. И вот наша девочка "Нет!" первый раз в жизни надолго осталась дома одна. Все ушли на учебу и на работу, а ее оставили в компании Кота, айпада и телевизора. Мы все ей звонили, но голос был грустный, не думаю что она оценила прелесть короткой свободы от всех. Ну а следующий рабочий день бабушка легла на амбразуру - я перенесла все свои занятия на после праздника (представляете радость студентов?) и забрала внучку к себе.
Мы замечательно провели день! Все утро прошло в диалогах:"Пойдем? - не хочу!" Но вытащить на улицу мне ее удалось и мы поехали к московскому цирку - благо он рядом. Дальше Сашка постепенно "вгуливалась" в погоду, солнечную прохладу, трамвайную радость и потом с упоением залезала на все, откуда можно будет спрыгнуть. Мы всегда с ней так гуляем.
А потом мы решили зайти в детский мир за каким-нибудь рукоделием. На даче остался вожделенный набор для изготовления свечек в домашних условиях и мы решили это исправить. Детский мир предлагает кучу всяких игрушек и наборов для рукоделий, но свечек там не было! Добавлять очередного обитателя в Сашино царство мягких игрушек мне не хотелось. И тут мы дошли до кукольной посуды. И увидели его! Нет, розочек на нем не было, и чашки были размером с два наперстка. Но какое это имело значение? Цена вопроса была столь минимальна, что мы радостные его подхватили и пошли домой. Набор для свечек был куплен тоже, на другом этаже, но я не знаю дойдут ли у нее до них руки. А зверей своих из купленных чашек она уже поила. И вечером, чуть задыхаясь от радости, рассказывала мне кого усадила за стол, что именно наливала в чайничек и как вкусно было "допивать" этот чай за своими игрушечными гостями.

Собственно это и кинуло меня назад, в мое собственное детство с кукольным чайным сервизом, радостью общения с ныне здравствующей, но так обособленно от меня Иришкой, мамой и папой и всеми остальными любимыми и близкими, которых уже так давно с нами нет...

Девочки-бабушки-внучки

Девочки-бабушки это из Фельда. Когда-то, когда внуки у коммунарских детей только появились, он все никак не мог с этим смириться и все повторял:"Ну, надо же! Маринка - бабушка!" Имя, по мере появления следующего поколения менялось, а удивление нет! И как-то, в бытность этого блога, мы с Ольгой отписывались от дальнейших публикаций на лето, поскольку засаживались на дачи в роли пастырей, он так нас и назвал - девочки-бабушки.
Мы-то правда первое слово уже промеж себя не добавляем,поскольку бабушками быть здорово!
Даже когда любимые наши внуки нас злят или расстраивают или децибелят - счастье! Причем ведь самое удивительное, что взаимное!
Ольгин день рождения мы всегда отмечали с ее однокурсницами. Как-то так повелось, что это была встреча менделеевцев нашего поколения. А в этом году не сложилось! Сама именинница так загружена, что выделить день на встречу с подругами пока не удается и опять же по причине внуков! Но мне повезло! Ее девчонки поздравляли маму в воскресенье и наконец я снова увидела их всех вместе - и мам и детей.
В этом жизненном водовороте дружные семьи встречаются не часто. Такие, где все друг за друга горой, любят, почитают, помогают и нуждаются в общении. И вот оно это! Три замечательные красотки-дочки (муж, по разным причинам, присутствовал только один, но за всех!) и куча детей самого замечательного возраста. Не от двух до пяти. а от трех до девяти, но кто считает? И что из того, что в двухкомнатной квартире пятеро детей носятся как угорелые и вопят? Нам это совершенно не мешало сидеть на кухне за селедкой под шубой с шампанским брют и какими-то немыслимыми печеными пирожками и упоенно болтать! Обо всем, как это бывает в хорошо знакомой дамской компании! за детьми присматривать ходили по принципу кто доел и допил,если была такая необходимость, поскольку: "Дети наших друзей (читай сестер) - наши дети!" никто не отменял. И замечательное требование трехлетней Маргоши  про "другую маму" (ее мама временно отсутствовала и когда Маруся, которая чуть старше предлагала ей свою или Ромину, она не говорила, что это не мама) и есть показатель степени общности и родства! И когда две младшие внучки залезли к Ольге на коленки и с двух сторон кормили каждая своим пирожным это и было выражением лучших чувств к бабушке!
А попробуйте угадать какой именинной песенкой все и дети и взрослые поздравляли ту же Маргошку, день рождения которой был примерно месяц назад? А вот и не Happy Birthday! А про каравай! ну, что это помнит из собственного детства?
Короче праздник души-именины сердца в одном флаконе!
А сегодня я ходила с моей младшей внучкой  на церемонию посвящения в первоклассники с вручением дипломов! Вот как нынче люди-то живут. У моей Саши дипломов в ее семь лет поболее, чем у папы с мамой, почти столько же, сколько у бабушки! тетю Тоню она правда еще не догнала. Но какие наши годы?

Нестроение

Я жарю рыбные котлеты на нерафинированном растительном масле. Готовить не очень хочется, но есть надо. Причем что-то такое, что отзовется в душе радостью, а не констатацией насыщения. Мясные котлеты из имеющихся в наличии магазинных фаршей не вдохновляют. Дочь моя с ними успешно справляется (или фарш покупает в "Азбуке вкуса?"). А у меня они перестали быть фирменными, теми самыми из-за которых произошел один из первых конфликтов со свекровью, когда мой молодой муж честно сказал своей маме, что у Лены,т.е у меня, котлеты вкуснее. Ее реакцию я хорошо помню и тогда же Юрке было сделано строгое внушение. чтобы маме - ни-ни! Она всегда гордилась своим умением готовить и было чем, но моего восхваления стерпеть не могла, поскольку такая информация не вписывалась в образ хозяйственно-никчемной невестки.
Ну так я о котлетах. Они хороши еще тем, что могут лежать в холодильнике и их можно есть и холодными и горячими. У нас с мамой самыми любимыми были котлеты из трески! Правда та рыба, которая тогда называлась треской была совершенно другой - мясистой, белой, со сладковатым запахом и заливное из нее мама без особого труда выдавала за осетровое.  Много ли было во времена нашей молодости народу, который каждый день ел заливную осетрину? Так что чаще всего прокатывало.
Мама притаскивала огромную рыбину завернутую в жуткую коричневую бумагу, которая промокала, рыба протекала в сумку и сумку надо было сразу стирать, иначе вони не оберешься! Потом она отрезала голову, хвост и плавники на уху, срезала с хребтины мясо (хребтина тоже отправлялась в уху) и звала отца:"Строганов!" Папа прикручивал мясорубку, забрасывал в ее жерло рыбу вперемешку с луком и получалась густая масса, пахнущая, как это ни странно, рыбой и луком. Потом туда же шел размоченный в воде белый хлеб, яйцо, черный перец, соль. И вот уже котлеты, величиной с мамину ладонь (меньшие размеры она не признавала) шкворчат в масле на чугунной сковородке. Запах от жареной рыбы - пусть и в виде котлет - густо расползался по квартире и подъезду и все окружающие знали, что у Строгановых нынче рыба! Они были вкусными! И холодные и горячие!
Ну вот. Мои дети, кстати тоже успели пожить во времена той трески и память о рыбных котлетах у них жива, но к сожалению уже только память. Ибо то, что я жарила сегодня, приготовленное из филе трески, купленного в магазине сети "Вкусвилл" - не "Азбука вкуса". но и не "Копейка" - ничем не пахло! Ни это самое нерафинированное масло (другое просто кончилось), ни котлеты. На вид они вроде ничего, но на вкус... Ничего похожего на какую бы то ни было рыбу! Даже не знаю на что.
Я их, конечно, съем за неделю, поскольку беру еде на обеды на работу, а там после лекций сметается все. Но радостью в душе не отзовется! А вот как будет с насыщением посмотрим!

Мысли о вечном?

Если в чудесный осенний солнечный день одолевают мысли о вечном, значит что-то в твоей вселенной не так. Мы с внучкой в гостях у папы в другом городе, он сейчас временно живет не в Москве и общение с ним в основном виртуальное.  Приехали вчера ранним утром и практически сразу меня заколбасило. Сначала я решила, что просто не выспалась. Потом поняла, что это очередное напоминание организма на тему: "Ты думала всегда как девочка бегать будешь?"
Наверное нет, но не верится! Все лето на даче с тачками, ведрами, лопатами пилами и прочими не всегда физически легкими нагрузками - и ничего. Месяц в Москве с жутким расписанием занятий, толпой студентов, срочной отправкой статьи, докладом на конференции и далее по списку, ничего особенного, казалось бы привычному начисто выбили из хорошего физического состояния. И вот лежу. А они второй день гуляют вдвоем. Или это боженька меня уложил, чтобы я под ногами у них не путалась?
Сегодня утром чувствовала себя получше, начала зудеть. Женька тут же взорвался, как порох, ушел курить, а Саша говорит:"Бабушка, не нужно папу трогать пока он занят!" Первая реакция - чем это он так занят,что не может с мамой поговорить? А вторая - а о чем говорить? Я привезла внучку к папе, мое дело привезти и увезти. И все!
Короче лежу, думаю о вечном. О любви и дружбе, о болезни и здоровье (кушать надо во-время и не всякую дрянь - ничего и не заболит тогда!) и веселье и грусти. Знаю точно только одно. Грустить не надо! Самому потом оттуда выкарабкиваться Долго, нудно, со спорами со всеми своими Я и выяснениями отношений между ними. Кто сказал, что внутри только два Я? Иногда у меня ощущения, что там их фигова туча и все друг другу враги. А иногда вроде и нет.
А главное, что это так непродуктивно! Жизнь, как ни крути, одна! И чего ж это отпущенное время тратить на негатив? В молодости по дури это еще простительно. А не в молодости? Неужели не вся дурь растрачена?
Очень хочется, чтобы у всех близких было все ХОРОШО! Надо только изредка хотя бы вспоминать, что это ХОРОШО у каждого свое. Мне очень трудно смириться с тем, что дети все мои высказывания в их адрес вспринимают как вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Я ведь просто хочу им рассказать о себе, своей дури - вдруг им пригодиться? Нет, не пригождается, свою растят и свои шишки бьют и своим радостям радуются. Но ведь я их рожала именно для этого. Или я что-то путаю?

Памятные дни

Год назад от нас ушла тетя Майя и я решила обязательно забежать хоть ненадолго к Кате с Алешкой на Нижнюю Первомайскую ("Майка с Первомайской!" - шутили коммунары, когда семейство Шкрабкиных получило там квартиру). Не видимся совсем по праздникам...
Созвонились, голос у Катюши не слишком веселый, да и понятно. Первый год очень тяжелый - мама ушла, разум понимает, а душа не смиряется. Дальше они так и будут воевать попеременно побеждая друг друга
Я ехала с тихой грустью в от того, что голубые тети майины глаза уже не вспыхнут радостью встречи со мной и с тихой радостью в предвкушении встречи с Катей и Лешей. Она меня предупредила, что никого особенно не ждут, в квартире ремонт и сесть некуда, будут только свои.
Меня встретил дружный лай Проши (слоновьих размеров коричневый французский бульдог - Катина собака) и Моны (лохматая красавица- платиновая блондинка явно двортерьерских кровей, но с благородным вливанием болоночьей или шпицовой крови - Лешкина) и Лешка с малышом на руках, в прихожей мелькал молодой красивый брюнет и пышная русская красавица, таскающая тарелки. Оглушенная собачьим приветствием я пыталась разобраться кто есть кто. Малыш чей? У Лешки на руках может Аркашкин? Да вряд ли такую кроху потащили бы на прабабушкины поминки. Тут выскочила округлившаяся Танюша и я сразу поняла чей. А молодой красавец - брюнет это Вовка? С которым году эдак в 98-м мы ползали по сугробам в Домодедово? Который по-хозяйски поглядывает на таскающую тарелки красавицу-жену? Вау!
Малыша я у Лешки отобрала как только вымыла руки и дальше пошла по разговорному кругу с ним, Танюшей, бабушкой Катей, Вовкой и Аней. Они метали на стол еду - проездили целый день по наследственным делам, все голодные. А я держала на руках чудо-младенца, покачивая и помурлыкивая что-нибудь мало-мальски мелодичное, если он начинал поскуливать или покряхтывать, и смотрела, слушала, погружалась... Туда, в наше общее прошлое и радостное сегодняшнее, поскольку что сравнится с радостью обретения нового правнука Коммуны и нашего внука?
Поминальный стол начали с борща. И я вспомнила, что у Майи Михайловны борщ всегда был стратегической едой, как у моей мамочки пироги. Старшее поколение представляли двое старичков, брат и сестра, обоим далеко за 80, давние друзья тети Майи с которыми и решали целый день наследственные дела Катя с Алешей. Ибо как объяснить нотариусу, что люди не имеющие с ними прямых родственных связей хотят составить в их пользу завещание? А если больше некому? И если всех членов Шкрабкинской семьи они знают всю жизнь? Лица старичков светились удовольствием из-за правильно исполненного дела и они все рассказывали нам по очереди разные эпизоды из их общего с тетей Майей альпинистского прошлого. А поминальные блины с ловкостью заправского повара нажарила Вовкина жена - быстро, сноровисто и без лишних разговоров.
Хорошие получились поминки - со светлой памятью и разговорами под тихое сопенье Танюшкиного малыша сначала на моем плече, потом на Катюшином, а после кормежки его забрала решительная Анечка, укачала и уложила спать в колыбельку. А этот подарок судьбы, явившийся на свет в тот день, когда ровно год назад у его прабабушки случился удар и она от него так и не сумела оправиться, не иначе как от нее привет. Прабабушка-то была затейливая, еще и не такое могла выкинуть!
Светлая ей память!

Первое сентября

Все-таки внуки это так здорово! Чистое счастье и никакого геморроя, положительные эмоции от вида любимых физиономий, радость общения, сплошной бабушкин бальзам. Мои девчонки разошлись по своим новым учебным заведениям. Младшая в школу, а  старшая в колледж (читай техникум) после девятого класса. Настя поступила на бюджет. С муками и страданиями по поводу примут - не примут, с метаниями бежать в другое место или тут остаться. И теперь начинает учиться издательскому делу. А Саша в ту самую школу, в которой учились мои дети. Сплошная радость со слезами на глазах! Подробности потом напишу

Я закрываю глаза и вижу Ухтомку...

Я закрываю глаза и вижу Ухтомку. Мне года 4, поскольку маленькая Ирка уже с нами и то ли спит, то ли топает где-то рядом. Солнечные лучи пронизывают самые большие деревья нашего двора – березы и я сижу под ними на нестроганых досках и то рассматриваю жуков в щелях между ними. Деревянный забор с калиткой отгораживает от улицы наш участок,  а от калитки ведет дорожка мимо боярки и колодца с длинной палкой и ведром к крыльцу, за которым маленький тамбур и вход в узенький коридорчик. Там кухня на две семьи – нашу и дядь Вадину. Комнат на нашей половине три – одна крошечная 10-метровая наша, две смежные, комната метров 15 и чуланчик метра 3 – дядь Вадина. Если на наше крыльцо не идти, обойти его слева и пройти немного дальше будет еще одно крыльцо, веранда и две смежные комнаты. Там живет тетя Тося и Михаил Ильич. И все это – половина дома, которые вместе с 10-ю сотками участка купила бабушка Надя, покидая Иваново, когда оттуда разлетелись все дети. Может даже перед самой войной, а может и чуть позже? Все удобства во дворе, помывка взрослых в ухтомской бане.

Быт был предельно простой – в комнате мамин и папин матрас на ножках, тетка с бабой Маней спали валетом на раскладушке, Ирка в моей кроватке с сеткой, а я на самодельной раскладушке, сколоченной из двух палок-«ножниц! С натянутой на продольные направляющие парусиной. Обеденный стол, табуретки (где одежду хранили?) и на кухне – сколоченный отцом универсальный стол-буфет, на котором стоял керогаз и на полочках внизу были сложены кастрюли и сковородки. Еще на кухне была лавка (или подставки?) для ведер с водой, принесенной из колодца. Уборная (слово туалет я узнала в Москве, когда пошла в школу) – знаменитый дощатый домик с сиденьем и очком был у нас с дядей Вадей общим, причем нас туда не таскали, был горшок, которым и взрослые пользовались в холодное время.

Летом железный умывальник висит на улице, там же мыло и полотенце и помойное ведро, в которое сливается вода. Мама завела огород и растит помидоры и клубнику, а еще белую смородину, вишню. Но весь наш маленький тенистый кусочек земли  под вишнями слева от колодца и до старой яблони, которая каждый год приносила массу сладких поздних дубовых блок, которые совершенно невозможно было разгрызть – наша с Иркой территория. Где-то там и песочница, сколоченная отцом. Своих детских игрушек не помню, помню книжки – про медвежат, которых звали Рычик и Тапочка и про чудо-дерево – там были очень красивые картинки.

Подружки у меня точно были – Валька Козина и Татка (ох, фамилия вылетела), мои ровесницы. Мы то вместе играли, то ссорились. Я не очень годилась для разбойничьих лазаний и беганий, хотя в казаки-разбойники мы по дворам носились, лазали на сеновал в коровник через дом от нас и помню даже учились целоваться с младшим братом кого-то из девчонок в первом сексуальном возрасте, лет в пять. Играли и в мяч и в прятки, иногда слушали радио – ту самую тарелку у Вальки и какой-то допотопный приемник у нас. У дяди Вади было что-то вроде радиолы – ламповый приемник с проигрывателем, который мигал зеленой лампочкой и мне очнь хотелось его потрогать.

Ухтомский период до строительства кирпичного дома я помню смутно, поскольку строить его начала как раз тогда, когда мне было года 4 – в нашей десятиметровке получилось уж очень много народу. Мама, папа, Ириша и я, тетка Галка – мамина родная младшая сестра, которую в 12 лет перевезли жить у нас, чтобы бабушке было полегче управляться с мальчишками и баба Маня – бабушкина сестра, которую специально выписали из белорусской деревни сидеть с Иркой. Детских садов по тем временам в Подмосковье было немного, родители работали в Москве, и девать нас было совершенно некуда.

У дяди Вади было чуть посвободнее.  Их было пятеро на их «шикарные» две комнаты, однако там все были постарше и Лидке с Сашей, уже средней и старшему школьникам, требовалось личное пространство. У нас-то из мужчин один папа был, а там еще подрастающий Сашка. Вот в какой-то момент все вместе и решили строиться. Впрочем, может и не вместе, а так получилось, поскольку дяде Ваде откуда-то перепал щитовой дом, под который он вырыл и сделал кирпичный полуподвальный этаж, в котором был котел для горячей воды и центральное отопление по всему дому. Шик блеск! Внизу получилась кухня столовая и мастерская, а наверху – спальни и веранда. И у каждого своя комната! И пианино, на котором дядя Шура учил Сашку играть.

У нас был совершенно другой проект!

Отец где-то раздобыл кирпичи. Право слово купил не скажешь, поскольку любая покупка требовала неимоверных усилий – любые строительные материалы были в дефиците. И вокруг наших каморок был вырыт фундамент и начали расти стены. Дом был заложен то ли 6х9, то ли 7х8 (ужас какой огромный !) и должен был быть двухэтажным, с ломаной крышей, кухня, гостиная, наверное и детская и  всякие хозяйственные помещения на первом этаже (включая подпол!), а на втором – родительская спальня и солярий! Мама мечтала об этом солярии со стеклянной крышей, а отец был полон вдохновения, чтобы все это ей построить.

Стройка сначала пошла весело – фундамент и двойные кирпичные стены со шлаковой засыпкой выросли довольно быстро с огромной и активной  помощью Среды. Все молодые и дееспособные Боб горячих, Леша Андреев, Аркаша Шкрабкин, Коля Исаев, Боб Симагин и те, другие , которых я может быть и не знала приезжали помочь отцу со стройкой. Потом начался деревянный период и это было еще сложнее, поскольку надо было не только найти эти доски и бревна, но и еще иметь достаточно денег, чтобы все это оплатить. Отец был аспирантом со стипендией в 900 рублей, а мама – младшим научным сотрудником с зарплатой 1050 рублей, что после хрущевской реформы означало 90 и 105.

К маю 1959 года отец сделал полы половины первого и второго этажа, накрыл весь дом крышей и наверное обсуждался вопрос отопления, поскольку под печку-камин, которые планировали поставить на первом этаже был сделан только фундамент. Ситуация обострялась еще и тем, что московская квартира, в строительстве которой отец принимал самое активное участие, в ущерб ухтомскому дому, что называется «хвостиком вильнула»! Этот самый академический самострой отказался предоставлять маме квартиру, поскольку московской прописки у нее не было! Они с отцом были прописаны в этой самой ухтомской халупе, владельцем которой была папина мама бабушка Надя. Однако это веселое обстоятельство выяснилось не на стадии организации работ (там ведь непременно заявления писали с просьбами предоставить жилье), а когда дома построили,  и квартиры начали заселять.

Любой ребенок знает как страшно, когда мама плачет – кажется, что мир вокруг рухнул! Тетя Вера с дядей Вадей как могли ее утешали, отец скрипел зубами, страшно усталый после непрерывной работы на стройке в любое свое свободное время. Он просить не умел – умел делать и никак не мог взять в толк – как же так, ведь дело сделано? Они свою часть договора честно исполнили? Может  это и послужило толчком к стройке дядю Вадю? Они ведь тоже надеялись, что мы съедем, у них станет больше места и строиться можно  совершенно иначе, не принимая нас в расчет. Однако, было как было.

Май 1959 г был холодным, я хорошо это помню. Мы мерзли в этом недостроенном доме, кутались во все, что есть и какое-то беспросветное маячило будущее.

И вдруг – переезжаем! Без ордера на вселение, по какой- то договоренности, по сути самозахватом – тоже оттуда из детства помню эти слова. Пришла грузовая машина с открытым кузовом, в нее покидали какие-то вещи – узлы с тряпьем и посуду – мебели, которую нужно было везти с собой, кроме родительского топчана, у нас не было! Нас с Иркой и маму запихнули в кабину, баба Маня с отцом сели в открытый кузов и в Москву! Для меня это было приключение, поход в неведомые дали, хотя по свидетельству семейной фотохроники нас в Москву возили – в зоопарк и на ВДНХ.

А тут новая квартира! В Москве! Какой же она мне казалась огромной! Вот эти самые 35 метров жилой площади после наших 10. И своя комната у нас с Иркой! И ванная и туалет! И ГАЗ! Никакого тебе керосина и дымящих фитилей. Кран открыл – вода горячая! И неважно, что спали на полу на матрасах. И что в первый заход – отец нас выгрузил и поехал за остатками барахла, хоть и нечего везти, а одной машины не хватило! – мы не взяли чайник и чашки  кипятили воду для чая в кастрюле и пили, кто из банки, кто из молочника!

Тетка в тот год была на целине в Казахстане и про наши дела с переездом знала только из писем. И вот она приезжает! И мы встречаем ее на вокзале – как-то в нашей семье было принято встречать своих после долгой разлуки. Она в клетчатой ковбойке, сияющая, со щеками, торчащими из-за спины, К тому времени у нас появились стол и стулья в большой комнате, железные кровати у нас с Иркой, маленький диванчик и кресло-кровать для бабы Мани и тетки и двуспальный диван у родителей, на котором они проспали вместе всю свою счастливую жизнь! и мы везем ее и показываем все наши сокровища!  И неважно, что во всей квартире висят «лампочки Ильича», а в детской бумажный абажур из ватмана с героями сутеевских сказок, сделанный отцом собственноручно. Это новый дом и новая жизнь и мы в ней все вместе!

Присяга

Мы едем купаться! Наши многочисленные пруды, затянутые колючей проволокой и увешанные надписями про стоимость рыбной ловли для этой цели не годятся – не пущают! Поэтому едем в сторону Кубинки, а потом Наро-Фоминска в нетерпеливом ожидании встречи с озером – прудом. Обычно в это время машин на дороге немного и путь от дачи до озера занимает не больше двадцати минут. Но эта суббота особенная. В военном городке, через который мы едем, машинами забиты все возможные и невозможные места и стройные ряды семей с детьми разного возраста постепенно скапливаются у ворот, которые расположены рядом с часовней. «Присяга! – неизвестно откуда выскакивает у меня мысль, и я спешу ей поделиться с попутчиками. «Похоже - говорит Светкина подруга – номера у машин смоленские. Вон сколько к детишкам понаехало!». Колонна родственников выглядит немного расхистанно – на улице жара, поэтому наряды у всех легкомысленные, а лица – торжественно радостные.

Не успеваем сжиться с этим событием, как вдруг, на противоположной стороне улочки видим двоих бравых десантников при полном параде, с улыбками во все лицо и тут уже Светика осеняет: «Девочки, сегодня же день ВДВ!» Да уж, этот праздник в массовом сознании можно назвать: «Поберегись!» Когда эти бравые ребята гуляют лучше быть от них подальше, поскольку делают они это основательно и умело и составлять им компанию непросто – у них свои неписанные правила, которые легко нечаянно нарушить. А за нечаянно с детства известно что бывает.

Когда ехали с купания толпища родственников, приехавших на присягу, уже была запущена на территорию воинской части, а народу в десантной форме прибавлялось на глазах – на машинах с открытыми окнами и флажками России и ВДВ, в сопровождении девушек и без, с боевыми наградами. Зрелище внушительное и где еще увидишь такое количество крепких подтянутых мужиков? Только подспудно возникали совершенно другие мысли. Почему лучшие мужики нужны только для войны? Ведь их работа убивать, а не создавать что-то важное, новое полезное. Какого хрена наш мир устроен так, что все еще нужны военные? Почему история человечества эта непрерывная цепочка убийств и войн никак не перейдет на мирные рельсы?

А родители новых воинов – в моем понимании они и сами еще совсем молодые, ну прямо как мы с Юркой, когда наш оболтус был в армии – тут же напомнили мою собственную поездку к Женьке на присягу. Его взяли в армию перед самым Новым годом, с помощью простого приема – участковый милиционер остановил на улице, увел в отделение, а оттуда – на сборный пункт. Потом, правда, домой отпустили с подписанной повесткой на руках, и не идти в военкомат было нельзя – подсудное дело. Очень быстро отправили в часть в Ильино под Нижним Новгородом и буквально пару недель спустя сообщили, что прямо перед Новым годом будет присяга. Поездка была сумбурной, нервной, с ранним приездом на эту самую станцию, с лихими таксистами, которые ловили дурачков вроде меня и отвозили к воротам части, возле которых на морозе пришлось ждать остальных, ехавших на автобусе. Потом нас пустили на территорию, отвели в казармы, показали где наши дети живут. Вроде все прилично, но вид двухэтажных кроватей с панцирной сеткой в комнатах бесконечной величины! Сколько-то успели мы с Женькой пообщаться. Ну, а потом они пошли готовиться к принятию присяги, а мы где-то что-то перекусили. Короче все как-то сумбурно, грустно – ребенок-то допрыгался по дури до всей этой радости. Ну а потом собственно действие. И вот тут пробирает. К знамени по очереди подходят все эти салажата, но вид у них совершенно другой, и неуклюжесть куда-то девается и совсем не подогнанная форма вроде колом не торчит, а главное, они все страшно волнуются, когда слова этой клятвы на верность родной земле произносят! А уж как мамочки рыдают! Но по-тихому…

Потом наших погрузили и повезли в Богом забытое село на место постоянной службы. Часть родителей рванули за ними, а я вернулась на вокзал, взяла билет на ближайший поезд и около часа ночи оказалась у родного подъезда. Домофон замерз напрочь и дверь подъезда открыть не получалось, сердобольный прохожий с мобильником! (2001 г еще далеко не все их имели) дал позвонить, но Тошки дома не было, а Юрка и трезвый спал так, что пушкой не разбудишь… Мимо! Тогда я взяла палочку или веточку и начала тихонько скрестись в окно первого этажа – там жила семья Тошкиной одноклассницы. Она совершенно озверелая сначала обложила меня матом (только-только малыша укачала!), потом узнала, вышла и впустила домой. Я долго не могла уснуть – Женькино лицо, винтовка в руках, российский флаг и слова присяги, произносимые моим сыном. Unforgettable!

А на следующий день, когда мы снова ехали купаться из ворот воинской части вышел десантник в полном уже не парадном, а боевом облачении, с кучей сумок наперевес, сел в машину и отправился к месту дальнейшего прохождения службы.

Баба Маня

«Лена, Лена, Лена, умх, умх, умх…. И что ты себе думаешь?» - голос бабы Мани слышу так отчетливо, как будто она сидит рядом, сложив руки на коленях и в очередной раз учит меня жить.

Она появилась у нас в Ухтомке когда родилась Ирка и всегда мне по умолчанию казалась старушкой, хотя на тот момент ей было 54 года. Впрочем, сидела сложив руки на коленях она нечасто, скорее мыла, терла, мела, готовила, стирала, гладила – короче занималась абсолютно всеми домашними делами. Именно она спасла нас с Иркой от детского сада, она кричала на нас: «Адивоты, паразиты!», она обсуждала вслух все, что казалось ей интересным – воистину поток сознания! И на все имела собственное мнение. Была совершенно неграмотна, а бумажные деньги различала по цвету купюр, а мелочь по цвету и размерам и никогда не ошибалась!

Ее причитания в мой адрес раздавались чаще всего из-за привычки раскрыть книгу и читать не умывшись, не одевшись, не раздевшись. Очень часто она, не дождавшись меня обедать, приходила в нашу с Иркой комнату и заставала меня в наполовину снятом форменном платье полностью погруженную в чтение и тогда начиналось: «Лена, Лена, Лена, умх, умх, умх…. И что ты себе думаешь?». Я ужасно злилась, что меня оторвали от такого важного занятия, отбрехивалась, она стаскивала с меня платье, все приговаривая и приговаривая, что ничего толкового из меня не выйдет, что обед давно заледенел и что-то еще, казавшееся ей в этот момент очень важным.

А я не очень-то и придавала ей значение и относилась снисходительно, нет, не неуважительно и конечно я ее любила, просто с высоты юношеского максимализма не считала нужным слушать ее простые, житейски верные, а порой очень острые высказывания.

Мы взрослели, она уехала жить к своему сыну и нянчить родного внука и снова мы стали жить вместе, когда родился Женька и мы переехали в Теплый Стан. Ох, как она не жаловала Юрку, избалованного мамой, не привыкшего делать в доме мужскую работу, поскольку отец умел и делал все, а отношения у него с отцом были непростыми. Меня, выращенную лет с 4 она бесконечно жалела, хотела помочь всеми силами и помогала, но своим бурчанием доводила мужа моего до белого каления. И еще самозабвенно любила Женьку, он был последним светом в ее окошке, он был в ее полном распоряжении – она забирала его из сада, кормила, чем могла придумать до моего прихода и всячески баловала.

Я училась у нее не житейской мудрости, хотя кто знает, какие ее привычки выскакивают из меня совершенно бессознательно? Она научила меня жарить оладьи на кислом молоке или кефире и делать вегетарианский фаршированный перец с морковкой и луком. До чтения кулинарных книг я была уверена, что это ее персональный рецепт белорусской кухни. Она готовила всегда с разговорами, и морковочка у нее была сладенечкая или пресная, лук злой, а перцы толстыми. Морковку и лук она тушила отдельно, пробовала готовы ли, добавляла в морковку соль и сахар и мешала все вместе на большой сковородке как шаман по цвету и запаху овощей определяя их готовность. Готовые тущеные перцы пробовала сразу – у нее вообще была такая привычка, как у профессиональных поваров – снять пробу с готового блюда, прежде чем давать его на стол.

Ее оладьи приводили нас всех в священный трепет – пышные, поджаристые, в меру сладкие и соленые, которые вкусно было есть и сами по себе и с чем-нибудь вприкуску. Это единственное блюдо, которое я попросила научить меня готовить, поскольку никак я не попадала на процесс их замешивания, а только уже на жарку. Никакой особенной премудрости в них нет – все дело в пропорциях и в консистенции, которые она знала на глаз! Именно это она мне однажды и показала и я собственной рукой ощутила, каким должно быть это самое оладьевое тесто. И еще огонь под сковородкой и как выливать его из ложки ровным кружочком или овалом, чтобы поместилось как можно больше этих будущих золотистых красоток. А выкладывать на блюдо это уже мамочка, которая не могла навалить их просто горкой – нет, нужно было класть их так, чтобы получался цветок, вроде ромашки, только большой  и толстой. Никогда не подводил меня баб Манин рецепт!

А для мамы иногда она делала деруны. В детстве я их не любила – вид страшноватый – синеватый, запах странноватый, вкус специфический. Мать их обожала! И Ирка, как и мама, громко ими восхищалась, она многое любила так же как мама. Может и не особо любила – ключевое было как мама. А я полюбила их гораздо позже, когда начала делать сама. А у Бабы Мани это тоже было священнодейство! Картошку признанную пригодной для дерунов она терла на мелкой терке! Желающие могут попробовать и испытать это несказанное удовольствие – рука отваливается после второй картофелины и ничего уже не хочется. Потом она перемешивала эту массу, синеющую на глазах от избытка крахмала (куда он подевался в современной картошке?) и добавляла туда яйцо и немного муки, конечно, все тоже на глаз. И жарила на растительном масле огромные, размером с небольшую сковороду.

Теперь, когда тереть картошку можно комбайном, готовить на масле без запаха, да еще и добавить туда тертого же свежего кабачка я их тоже трескаю с наслаждением, так же как и мои старшие дети. Кстати, вспомнить как их делают и приготовить меня заставила Тошка, лет эдак десять назад, когда сказала: «Мам, а помнишь, баба Маня делала деруны? Ты же умеешь, правда?» И пришлось суметь.

«Лена, Лена, Лена, умх, умх, умх…. И что ты себе думаешь?» - да вот, всякое разное, и про прошлую и про настоящую, а иногда и про будущую жизнь.