среда, 23 февраля 2011 г.

Они любили.... (продолжение)

Какой сварливой и противной старухой я становлюсь и как хорошо, что пока еще способна остановить свой негативный порыв и попытаться успокоиться! Всегда рассуждения о том, что теперешние люди не умеют ни любить ни дружить ни думать (причем как правило тот, кто так говорит себя к ним не причисляет) раздражают меня безмерно. Мне кажется. что здесь все определяется собственной точкой зрения о людях, которые тебя окружают. Все чаще почему-то приходят в голову крылатые слова капитана Врунгеля :"Как вы лодку назовете, так она и поплывет!" и всякие банальности типа: "На каждое событие есть по крайней мере два взгляда - оптимиста и пессимиста". У наших был взгляд оптимиста, во-первых, и желание сделать жизнь, во-вторых. И я могу с абсолютной уверенностью сказать, что каждый из них не просто сделал свою жизнь, но и стал очень значимым в своем ближнем и не очень окружении. Не только потому, что они не остались простыми м.н.с.ами или инженерами Фельд писал об их должностях и званиях достаточно подробно. Но у каждого в жизни была очень активная позиция и они всегда куда-нибудь вступали. Легче всего мне писать о маме с папой, но и у всех остальных было что-то похожее. Отец, при всем его искреннем коммунистическом настрое, никогда не занимал высоких постов в партийной организации института - парторг кафедры, автоматом входящий в состав институтского парткома. Он был не слишком удобным парторгом, поскольку имел свое мнение по многим вопросам и не всегда мог гнутся вместе с линией партии. В основе его коммунистической вера была вера в справедливость, одинаковую для всех. именно поэтому он выступал на закрытом партийном собрании по результатам хрущевских разоблачений в защиту Сталина, поскольку его не могло не возмутить, как все хвалящие его вчера стали забрасывать грязью сегодня. Он не мог молчать, когда партком обсуждал личное дело проректора Б.И. Степанова в связи с его женитьбой на студентке. Он ходил к ректору, когда на должность заведующего их кафедрой выдвигали человека, который не занимался учебной работой и мало интересовался кафедрой с этих позиций, поскольку больше занимался наукой (кафедра физики одна из ведущих общих кафедр, через которую проходит весь массив студентов Менделеевки и которой когда-то руководи проф. Тарасов) я помню те события, которые они обсуждали с мамой и о которых он рассказывал мне, когда я подросла. Отец не боялся обсуждать со мной самые разные темы и верила я ему всегда. После того, как его не стало я встретилась на рынке с одной из преподавательниц с физики, которая уже не работала и была одной из тех к кому мама отца ревновала "твоя Риммочка!" - говорила она. Римму Сергеевну Оранскую я очень любила - высокая, статная красивая, сдержанная - генеральша (она действительно была женой генерала) - и тут на рынке она схватила меня за руку! и начала говорить об отце, о том какая пустота, там, где его теперь нет, нет она не была его тайной любовью и он тоже не был. Просто папа был из тех людей. которые в жизни нужны всем. "Ты представляешь, Лена (а это были 97-98 годы) я теперь хожу на коммунистические митинги!" Наверное мое лицо было достаточно выразительно и она поспешила продолжить:"Ты ведь знаешь, что сколько Евгений Федорович не уговаривал я никогда не была членом партии. А он ругался - вот вы все порядочные по углам сидите, а туда всякая сволочь лезет! А вот теперь хожу к ним, потому что новой власти верю еще меньше!" Я честно не знала что ответить, потому, что у меня к тому времени уже ни к новой ни к старой ни к какой нормальных чувств не осталось. И в то же время я понимала Римму Сергеевну - видимо там рядом с ней было больше приличных людей ее возраста, чем в том оголтело моложавом слое, который напролом пер к деньгам. Мы очень тепло попрощались и разбежались по своим заботам. Отец не был большим ученым, после защиты кандидатской он занимался и оборудованием лабораторий и написанием методичек и учебных пособий - вся та мелкая работа, которая так необходима, чтобы кафедра жила и преподавала. Долгие годы был зам. завом и даже года полтора и.о. заведующего. И если бы в нем было чуть больше честолюбия - кто знает... Но его это не занимало и даже мамино зудение, что Родионов и Малахов уже защитили докторские, а ты все сидишь не действовали на него должным образом. Он ведь прекрасно понимал, что мать пилит его не из-за того, что ей хочется стать профессорской женой, а потому, что считает его лучше и это его вполне устраивало. Когда он попал в ВАК ему стало еще труднее - там ведь подковерных игр куда больше, чем на институтской кафедре. А отцовские методы решения вопросов, среди которых главным был честное обсуждение там ко двору не пришлись. Я сейчас уже забыла фамилию главного отцовского "врага". Помню только, что разногласия у них были принципиальными и доходили до разборок на заседаниях ВАКовских комиссий. Понятное дело, что никому не нужны выяснения отношений на таком уровне. Я думаю, что вопросы могли касаться и протаскивания без очереди каких-нибудь нужных людей и может быть процедуры приема дел. Ведь ВАК тогда был единственным утверждающим и присуждающим степени кандидатов и докторов орган. Короче на пенсию его отправили с большим почетом и очень быстро. Он вернулся на кафедру и мне было ужасно жаль (уже в который раз!). что честность и порядочность не те критерии по которым отбирают работников и что отец прекрасно это сознает и ему грустно от того, что мир устроен совсем не так как виделось и верилось ему всю жизнь

вторник, 22 февраля 2011 г.

Они не занимались любовью, они любили...

Как иногда цепляет фраза, выхваченная из чужой беседы. Программа "Апокриф", которая претендует на высокую интеллектуальность обсуждает феномен шестидесятников, наделяя это поколение всеми лучшими романтическими чертами человеческими. Ох! В который уже раз ох! И как жаль мне всех этих интеллектуалов, которые говорят обо всем этом так, как будто нормальных людей вокруг них нет и не было, а были только рвачи, стукачи и всякие другие "чи"! И как были счастливы наши своим братством, романтизмом и совершенной самодостаточностью поэтому. Они любили...
Потом еще напишу