Сообщения
Сегодня маме исполнилось бы 90. Целый день эта мысль в разных вариантах крутится у меня в голове всей своей невозможностью во всех смыслах. Маме 90 лет? Даже тогда, перед уходом, в свои неполные 70, даже когда выглядела на весь свой возраст она не была бабушкой-старушкой.
Для меня всегда было загадкой откуда мама брала силы и черпала свою кипучую энергию. Причем не только физическую, но и моральную.
Иногда, среди недели после работы она заваливалась к нам в Теплый стан. К голубчикам. И целый вечер играла с ними во взбесившегося мамонта - Тошка с Женькой надевали на нее сбрую, покрывали попоной и водили в поводу и висели и сидели на ней, пока "мамонт" не начинал беситься. Счастья было полным и у детей и у бабушки
Зимой она приезжала ко мне в субботу утром, тогда уже без отца, который после всяких операций, ближе к своим несостоявшимся восьмидесяти, перестал ходить на лыжах.
И мы шли с ней по моему стандартному 10-ти километровому маршруту через теплостанский лес в Тропарево. Она еще летала по лыжне, правда скорость с годами все падала, но легкий, скользящий мамин шаг был прежним
Она таскала нас всех на концерты Хорового театра Бориса Певзнера, в которых участвовала сестра ее любимца из лаборатории Саши Гречникова. причем собирала всех, с кем хотела поделиться их пением романсов. Тогда в начале девяностых они были чудесным глотком свежего воздуха и радостного настроения. Романсы про Две розы и Пьяную улицу в их исполнении до сих пор в моем сердце звучат
А Жизель во Дворце съездов, где танцевали Васильев и Максимова (или Бессмертнова с Лавровским, а Васильев и Максимова в Дон Кихоте?) и мы в перерыве, по всегдашней традиции сбегали в банкетный зал? Точно помню, что я была с Машкой, а мама с Верой Константиновой Беляевой, и мы, опять же по традиции, съели по жульену под бокал шампанского. И вот второе действие, кладбище, нежнейшая музыка, а мамочка тишайше шепчет тете Вере:"Что это покойнички так распрыгались?" Мы с Машкой сдерживали смех до конца балета, минорное настроение испарилось вместе с парами шампанского, но этот вечер остался в памяти навсегда!
Еще она ужасно гордилась Тошкой во все ее возрасты, может быть потому, что та была полной маминой противоположностью и умела тихо настоять на своем. И любила и беспокоилась о Женьке. В их последнее лето мы строили планы как он будет учиться в моей школе, дедушка будет помогать ему с уроками и постепенно парень выправится.
И ревновала отца! Про молодость я не знаю, но в уже почтенном возрасте, когда страсти должны бы и поутихнуть. Нет, это был не мамочкин вариант!
"Опять потащился к своим бабам со своей балалайкой! - гремела она, когда отец задерживался в ВХО или комитете по Государственным премиям. Или когда собирались Среда-Коммуна-Академики и начиналось пение она в ярости вылетала в маленькую комнату из большой и шипела:"Ты посмотри, он ей поет!"- когда отец настраивал гитару под Женечку Белоногову и они начинали петь романсы. Отец имел право смотреть только на нее, когда поет, потому что так было всю жизнь!
Страстность с которой мама жила всю жизнь, была самой лучшей зоной безопасности для всей нашей семьи. Если мама болела в доме воцарялась тишина и отец веселел тогда, когда она начинала громко чего-то требовать - чтобы он положил на место свою майку или носки. Или чтобы мы с Иркой помогли чего-нибудь сделать по хозяйству. Или просто кто-нибудь в конце концов вымыл собачью миску!
Она шила нам всем платья - разве можно было идти в гости в том же, что и в прошлый раз?
Она так же страстно сажала на даче огурцы и помидоры и ухаживала за болгарскими розами, который привез нам дядя Гоша Джамбов
Она никогда не была бы дряхлой девяностолетней старушкой!
Для меня всегда было загадкой откуда мама брала силы и черпала свою кипучую энергию. Причем не только физическую, но и моральную.
Иногда, среди недели после работы она заваливалась к нам в Теплый стан. К голубчикам. И целый вечер играла с ними во взбесившегося мамонта - Тошка с Женькой надевали на нее сбрую, покрывали попоной и водили в поводу и висели и сидели на ней, пока "мамонт" не начинал беситься. Счастья было полным и у детей и у бабушки
Зимой она приезжала ко мне в субботу утром, тогда уже без отца, который после всяких операций, ближе к своим несостоявшимся восьмидесяти, перестал ходить на лыжах.
И мы шли с ней по моему стандартному 10-ти километровому маршруту через теплостанский лес в Тропарево. Она еще летала по лыжне, правда скорость с годами все падала, но легкий, скользящий мамин шаг был прежним
Она таскала нас всех на концерты Хорового театра Бориса Певзнера, в которых участвовала сестра ее любимца из лаборатории Саши Гречникова. причем собирала всех, с кем хотела поделиться их пением романсов. Тогда в начале девяностых они были чудесным глотком свежего воздуха и радостного настроения. Романсы про Две розы и Пьяную улицу в их исполнении до сих пор в моем сердце звучат
А Жизель во Дворце съездов, где танцевали Васильев и Максимова (или Бессмертнова с Лавровским, а Васильев и Максимова в Дон Кихоте?) и мы в перерыве, по всегдашней традиции сбегали в банкетный зал? Точно помню, что я была с Машкой, а мама с Верой Константиновой Беляевой, и мы, опять же по традиции, съели по жульену под бокал шампанского. И вот второе действие, кладбище, нежнейшая музыка, а мамочка тишайше шепчет тете Вере:"Что это покойнички так распрыгались?" Мы с Машкой сдерживали смех до конца балета, минорное настроение испарилось вместе с парами шампанского, но этот вечер остался в памяти навсегда!
Еще она ужасно гордилась Тошкой во все ее возрасты, может быть потому, что та была полной маминой противоположностью и умела тихо настоять на своем. И любила и беспокоилась о Женьке. В их последнее лето мы строили планы как он будет учиться в моей школе, дедушка будет помогать ему с уроками и постепенно парень выправится.
И ревновала отца! Про молодость я не знаю, но в уже почтенном возрасте, когда страсти должны бы и поутихнуть. Нет, это был не мамочкин вариант!
"Опять потащился к своим бабам со своей балалайкой! - гремела она, когда отец задерживался в ВХО или комитете по Государственным премиям. Или когда собирались Среда-Коммуна-Академики и начиналось пение она в ярости вылетала в маленькую комнату из большой и шипела:"Ты посмотри, он ей поет!"- когда отец настраивал гитару под Женечку Белоногову и они начинали петь романсы. Отец имел право смотреть только на нее, когда поет, потому что так было всю жизнь!
Страстность с которой мама жила всю жизнь, была самой лучшей зоной безопасности для всей нашей семьи. Если мама болела в доме воцарялась тишина и отец веселел тогда, когда она начинала громко чего-то требовать - чтобы он положил на место свою майку или носки. Или чтобы мы с Иркой помогли чего-нибудь сделать по хозяйству. Или просто кто-нибудь в конце концов вымыл собачью миску!
Она шила нам всем платья - разве можно было идти в гости в том же, что и в прошлый раз?
Она так же страстно сажала на даче огурцы и помидоры и ухаживала за болгарскими розами, который привез нам дядя Гоша Джамбов
Она никогда не была бы дряхлой девяностолетней старушкой!
