И снова институт, Строгановы

Понятно, что в моих воспоминаниях есть этот перекос - все больше о родителях, но я не знаю таких подробностей о других коммунарах - кто откуда приехал и почему в Менделеевке оказался. Очень хорошо, что прорезалась тетя Элла, которая училась вместе с ними и наверняка сможет частично это восполнить. Надеюсь, что другие дети коммуны тоже подтянутся.
Дальше мои воспоминания ведут к студенческому быту. Общежитие на Головановке вряд ли так уж отличалось от других студенческих общежитий того времени в плане комфорта и организации быта. А вот то, что для живших там ребят это был дом, которым они сами управляли - почти наверняка. Конечно, расселением занимался деканат, но был и такой грозный орган, который назывался "Студсовет" или студенческий совет, если расшифровать это сокращение, который ведал и распорядком и правилами общежития и многими другими оргвопросами. Наша команда образовалась из двух комнат - мужской и женской, поскольку питаться в Москве на стипендию в одиночку было не слишком сытно. Посмотрите на их фотографии тех времен - для меня они все красивые и молодые, но никого нет с лишним весом, как теперь это называют. Объединение коммунаров строилось по простому принципу - все что имеем - в общий котел. Каждый день дежурный по коммуне готовил еду на восемь человек. Они же придумали слово МОП - младший обслуживающий персонал - помощник дежурного, который мыл посуду и помогал по хозяйству. Дежурили все и мальчики и девочки, никаких поблажек и разговоров на тему умею-не умею быть не могло. Есть хочешь - работай. Большим подспорьем для Коммуны был подмосковный огород - у тети Шуры Пивушковой, которая жила недалеко от Загорской лавры. Ребята помогали его обрабатывать, а тетя Шура делилась картошкой. (сюда бы песню!) Ребята подрабатывали разгрузкой вагонов - эти деньги тоже шли в общий котел. Была у них знаменитая история с гороховым супом, который забродил раньше, чем его съели, но подробностей не помню. Как у всякого общественного объединения у Коммуны был свой управляющий орган Президент и завхоз или казначей. Бессменным Президентом Коммуны был отец (кстати он пробыл на этом посту лет 49 или 50, если считать с 1946 г, достойно книги рекордов Гиннеса), а деньгами распоряжалась Майя Хвощевская. Общий котел был не только для еды - на эти же деньги покупали одежду, причем коммуна решала кому что нужно в первую очередь. Самыми дальними, приехавшими поступать в Москву и не имеющие близко никакой поддержки были Изя Спектор и мама - Нина Петрова. Изя приехал из Еврейского национального округа со столице Биробиджан. Кто не помнит где это не поленитесь, посмотрите карту нашей великой Родины - мало не покажется. А мама, как я уже говорила - с Камчатки. Что за скарб был у Изи мне трудно сказать. А мама по тем временам была одета не так уж плохо. Там, на Камчатке было много товаров из Китая и Японии и я конечно не знаю какого происхождения был крепдешин, который бабушка привезла в 1952 г., когда их семья перебралась в столицу, но пару маминых крепдешиновых платьев старых времен я помню. Очень были клевые. Но где мама и где Камчатка, а на всю жизнь не запасешь! Поэтому и решала Коммуна - кому нужнее на того и скидывались.
Конечно все они были задорными сорви-головами, а может в этом сказалось веяние времени - они называли друг друга Женька, Ирка, Изька, Майка - причем так было всегда, сколько я их помню. Моя младшая сестра, когда начала говорить тоже называла их так - как маленькие дети которые запоминают то, что слышат, а потом привыкла, да так и звала. У меня в ушах стоят их голоса, окликающие друг друга - столько любви и нежности может заключаться в этом небрежно произнесенном имени! Были и прозвища. Когда "исчез" Худзик в комнату к папе, Изе и Юре Захарову подселили тощего, чернявого, цыганистого еврейского мальчика Изю Фельдштейна. Может быть прозвища начались и с него - уж больно остер язык у этого младшего члена Коммуны. Во-первых, Изя Спектор, рост которого примерно 1метр и 50 сантиметров, тут же превратился в Изю Большого, поскольку он был старше по возрасту. А Изя Фельдштейн, как младший, с нормальным мужским ростом порядка 1 метр 70 сантиметров тут же превратился в Изю Маленького (что за комиссия, Создатель, два Исаака на одну Коммуну!). Правда Фельдштейн в итоге навечно стал Фельдом и это студенческое прозвище стало и его авторским псевдонимом, свои стихи и книги он подписывает так. Майя Хвощевская превратилась в Хвощ, а Нина Петрова - Бэмби. т. Майино прозвище я узнала случайно - не очень-то ее так звали в те времена, которые я сознательно помню. А мама стала Бэмби навсегда. В послевоенные годы крутили трофейное немецкое и американское кино, полученное в порядке оказания помощи союзниками в войне. Тогда в России впервые увидели Диснеевские мультики и олененок Бэмби с широко открытыми на мир глазами дал прозвище маме у которой были такие же огромные и широко открытые глаза. Близость девочек, которые оторваны от дома и живут в одной комнате получилась сестринская. В более поздние годы я прекрасно помню как т. Зина приезжала в Москву из своего очень далекого Усть-Каменогорска и как они с мамой не отрывались друг от друга и не могли наговориться. Я помню, как т. Майя вытащила мать покататься на горных лыжах в Цейское ущелье, когда мы с Иркой были уже достаточно взрослыми и какие счастливые физиономии были на их фотографиях, привезенных оттуда. Наверняка у них были споры и конфликты - по другому не бывает, когда четыре разных характера помещены в одну комнату, но не это было главным! С тетей Ирой Мордановой немного сложнее - она была наиболее сдержанным человеком из этой четверки и еще тетушки сплетничали, что она очень любила моего отца. И все же, все же, все же даже это не могло испортить эту самую небывалую на свете женскую дружбу - я ее видела и чувствовала всегда, когда они собирались вместе.
Предыдущее