ГДЕ РАБОТАЛИ КОММУНАРЫ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ИНСТИТУТА

(И. Фельд, продолжение записок. 21 апреля 2010 г.)

  Материал Алены, размещенный в «КОММУНАРАХ» 12 апреля, принуждает меня внести ясность в вопрос о том, как сложилась профессиональная судьба коммунаров и их менделеевских друзей в постинститутские годы. У Алены в записке много тумана, неясностей и просто сведений не соответствующих реальности. Мы, действительно, встречаясь, практически никогда не говорили о профессиональных делах. Темами наших бесед были дела семейные, политические споры, разговоры об искусстве. Словом, мы обсуждали жизнь во всех ее проявлениях. Мы сами не всегда совершенно ясно представляли себе, чем конкретно занимается наш друг-коммунар или друг-менделеевец. Не мудрено, что из этих обрывков наши дети, даже такие умные и преданные нам, как, Алена, не смогли уяснить себе, чем занимаются их любимые дяди и тети. Но теперь все же ясность надо внести – для потомков. Итак – по порядку.
Евгений Федорович Строганов. Женя ни одного дня не проработал химиком. Его оставили в институте при кафедре физики. Очень вскоре он защитил кандидатскую (первы среди коммунаров) диссертацию – что-то тоже из физики. Мне известно, что он был любимцем студентов и – в особенности – студенток, о чем неоднократно при мне полушутливо-полусерьезно сетовала Нина. Кроме своего основного занятия Женя много времени отдавал общественной работе (впрочем, оплачиваемой) в ВХО им. Менделеева, во Всесоюзной аттестационной комиссии (ВАК) и в Комитете по Государственным и Ленинским премиям. Круг его знакомств был весьма обширен, и многие из этих знакомых были людьми очень высокого ранга. Любой другой мог бы на таком месте сделать большую карьеру, но Женя не был карьерным человеком. Он трудился до самой гибели происшедшей накануне его 80-летия. Его интеллект и необыкновенное обаяние не изменили ему до конца.
Нина Степановна Петрова (Строганова). Не знаю, куда она попала сразу по окончании Менделеевки, но, сколько я ее помню, она работала в АН СССР, в институте редких земель. Судя по всему, специалистом она была высокого класса, ибо именно ей и ее группе было поручено исследование химического состав лунного грунта, доставленного на Землю системой «Луна-16». Я всегда гордился этим фактом ее профессиональной биографии и тем, что такого класса специалист является моим близким другом. Темой ее кандидатской диссертации тоже было что-то по редким землям. Уважение к ней и Жене Строганову особенно четко проявилось во время их похорон.
Майя Михайловна Хващевская (Шкрапкина). Опять-таки не знаю куда устроилась Майя сразу после окончания института, но уже в начале 60-х годов она работает в лаборатории экспериментального завода ГосНИИхлорпроекта, где директорствовал Толя Войтехов. Там же по хлорной тематике Майя защитила кандидатскую диссертацию.
Ираида Федоровна Морданова (Васильева). Ира не работала в Глазове. Она с самого начала была направлена на комбинат «Маяк», который находится в Челябинской области не далеко от нынешнего города Снежинска. Там Ира занималась технологией концентрирования урана из урановых руд. На этом предприятии произошла (задолго до Чернобыля) крупнейшая катастрофа, радиационные последствия которой не ликвидированы до сих пор. Ира никогда об этой катастрофе не рассказывала, но мне о ней поведал другой менделеевец, которого я случайно в 1959 году повстречал в Сочи. Вскоре после катастрофы (уж не ведаю, в связи ли с ней, или по другой причине) Ира покидает Урал и возвращается в родные пенаты. Далее у Алены все правильно – Ира в Загорске занималась взрывчаткой.
Зинаида Ивановна Пивушкова (Урова). Вот Зина, в самом деле, попала в Глазов и занималась примерно тем же, что и Ира на «Маяке». Тут она очень оперативно выскочила замуж за своего начальника – очень серьезного и сурового Николая Урова. Точно не помню года, но, возможно, это были тоже 60-е годы, когда Колю Урова направляют на аналогичный комбинат в Усть-Каменногорск (Казахстан). Здесь ли, в Глазове ли еще Зина заболевает профессиональной болезнью «берюлёз» и лечилась от нее всю жизнь. На наших съездах Зину укладывали на ночь поближе к открытому окну, чтобы ей легче дышалось. Диссертацию Зина защитила в Усть-Каменногорске. Это было нечто специфическое, о чем не принято было распространяться. В Усть-Каменногорске Уровы прожили очень долго, кажется, до Колиной пенсии (он был здорово старше Зины). Во всяком случае, я помню, что их переезд в Подмосковье состоялся во времена, когда у Маринки уже появилась маленькая Сашка. Она, кстати, была первой нашей внучкой, посетившей День Коммуны. Было это в Домодедове. Тогда же Сашку (правнучку тети Шуры) обозвали новой тетей Шурой и присвоили ей звание Почетного Президента Коммуны (имеется протокол). Где работала Зина после переезда в Наро-Фоминск, я не знаю. Об этом, вероятно, лучше осведомлена Ольга.
Исаак Эльевич Спектор. Он никогда не работал в ГИАПе. Спектор с самого начала работал с хлором. Он, кстати, выпускался с кафедры электрохимии. Итак, по окончанию института Изю направляют в Дзержинск на «Заводстрой» - ныне «Капролактам». Очень быстро он вырастает до начальника цеха. В конце 50-х гг. он неудачно женится на москвичке – отпетой мещанке. Дзержинск ей представляется дырой, и она пилит Спектора, побуждая его переехать в Москву. Изя этого не хотел – в Дзержинске у него была прекрасная карьерная перспектива. Но жена пилила, а тут подвернулся Толя Войтехов и предложил ему место главного инженера экспериментального завода ГосНИИхлорпроекта, где сам Толя был директором. Там же, кстати, работала и Майя. И в 1962 году Спектор переехал в Москву. Потом (не помню, когда именно) его назначают заместителем главного инженера треста «Оргхим» - колоссальной организации, имеющей свои структуры по всему Советскому Союзу. Занимается эта фирма пуском и наладкой вновь вводимых химических производств. Изя занимался организацией пуско-наладочных работ во вновь вводимых производствах азотных удобрений – мочевина, амселитра и др. Вот в этом периоде он сотрудничал с центральным ГИАПом в качестве партнера. С 1997 года он главный бухгалтер фирмы «Оргхимпром», где и работает поныне.
Юрий Петрович Захаров. Юра окончил 138-й факультет, и это значит, что он был специалистом по производству ВВ. Как я уже писал, первые годы после окончания Менделеевки он работал в Арзамасе-16. Любопытно, как было обставлено его транспортировка в это место. Вместо направления на конкретный завод в конкретном городе он в Менделеевке получил направление на Московскую овощную базу № 8 с указанием даты и времени дня, когда он должен туда явиться. Юра в означенное время туда явился. База оказалась самой что ни есть овощной. Директор базы, осмотрев направление, отправил Юру в небольшую комнатку, где сидел некий товарищ в штатской одежде. Товарищ отнял у Юры направление и паспорт и выдал ему авиабилет без указания пункта назначения, новое направление в почтовый ящик №…, справку о том, что паспорт у т. Захарова изъят и некоторую сумму денег. С Юры взяли подписку о том, что об этой встрече он никому не расскажет. Заметим, что прошло почти 40 лет, когда Юра мне все это поведал. Юре сказали, когда нужно явиться в аэропорт Быково, и в какое окошко надо обратиться с авиабилетом и справкой, заменяющей паспорт. В назначенный день и час возле этого окошка собралась небольшая группа людей – молодых и не очень. Всем выдали посадочные талоны на рейс №…, и бортпроводница отвела их к старенькому самолету ЛИ-12 – точной копии американского «Дугласа». Самолет летел, в основном, над дремучими лесами около 7 часов и приземлился на маленьком аэродроме. У Юры сложилось впечатление, что они сели в Сибири, так как в полете перелетели через какие-то горы – видимо Уральские.
  На новом месте Юра попал в группу конструкторов, конструировавших атомные бомбы. Очень скоро Юру заметили, и он начал делать карьеру. Ближе к концу 50-х гг. стало ясно, что сосредоточивать производство атомного оружия в одном месте, крайне опасно, и правительство приняло решение об организации производства-дублера за Уралом, в Челябинской области, недалеко от комбината «Маяк». К этому времени Юра уже вырос в крупного специалиста, и на новом месте он уже Главный конструктор. За успешную организацию производства ядерного оружия на новом месте и создание некоторых его новых образцов Юра был удостоен Государственной премии СССР. Он также был награжден орденами. К моменту переезда из Арзамаса-16 в Челябинск-67 Юра уже, конечно, знал, что Арзамас-16 (ныне – Саров) находится всего в одном часе лёта от Москвы даже на таком тихоходе, как ЛИ-12. 
Исаак Борисович Фельдштейн (Фельд). По окончании института Фельд получил направление в Дзержинск на Чернореченский химический завод им. Калинина. После недолгой стажировки его назначают начальником смены в цех по производству хлора и его производных. Через несколько месяцев его переводят начальником смены в цех по производству цианамида кальция и цианплава. В 1954 году он попадает в тяжелейшую аварию и при этом получает очень серьезную травму. К концу 1957 года выясняется, что последствия этой травмы не позволяют ему больше оставаться в этом цехе, где он к тому времени был уже начальником. Его переводят в Дзержинский филиал ГИАП, где он в разных должностях и инженерных ипостасях проработал до ухода на пенсию в мае 1994 года. Поскольку Фельд в течение всей жизни попутно занимался литературным творчеством, и его печатали в разных изданиях, в 1996 году его приглашает на постоянную журналистскую работу главный редактор городской газеты «Дзержинец», где он проработал до 2007 года – закрылась газета (точнее, ее хитроумно разрушили за чрезмерное, по мнению властей, использования свободы слова). Но и после ухода из «Дзержинца» Фельд выпустил в свет 4 книги прозы.
Владилен Брониславович Худзик. О его необычной карьере я рассказал в предидущих записках.
  Остается добавить, что Элла Фельдгандлер, насколько я знаю, не работала в ГИАПе. Во всяком случае после 1958 года, кода я поступил в ГИАП, Эллу я там не встречал. Вот Галя Гончарова, Сима Голубова и Таня Промтова – это коренные гиаповцы.
  Итак, все коммунары и их менделеевские друзья-довески исправно трудились на главных направлениях советской экономики – оборона, фундаментальные исследования, важнейшие отрасли промышленности – и внесли в дело усиления потенциала страны свой заметный вклад.
  В то же время они активно участвовали в создании экономики, работающей вне законов экономической науки, неконкурентной на мировом рынке, чрезмерно милитаризированной и даже идеологизированной. И этим посильно подвигали свою страну к экономическому (следовательно – и политическому) краху. Не дай Бог эту фразу услышит Толя Родионов – он меня возненавидит. Но что поделаешь – есть еще очень много людей, которые (вроде профессора Родионова) серьезно полагают, что советская власть и коммунистическая экономика были сильны, могущественны и великолепны, но их однажды зимним вечером в Беловежской пуще разрушили три позагулявших мужика. Могучие, однако, мужики, которые одним росчерком пера сумели сделать в один момент то, что не получилось в течение многих лет мощной машине германского вермахта.
  Словом, на нашем поколении частично лежит вина за участии в экономическом развале нашей большой Родины, о котором мы сожалеем не менее сильно, чем некоторые институтские профессора.